г. Бишкек, Азим Акматов, интервью провела Айдарбекова Гулдастан, 2017.

1985-1991 годы я был ещё в 9-классе, а потом на втором курсе. Думаю, что моя история будет интересней, чем у других, потому что я сын Казата Акматова, он стоял во главе Демократического движения Кыргызстана. Он внедрил перестройку, внедрил наши новые институты правления. Суверенитет Кыргызстана – это решение парламента, главенствующего в то время. И он стоял у истоков всего этого. Он организовал это Демократическое движение. Конечно, он не один был, еще было 5 сопредседателей. Это сын известнейшего человека Топчубек Тургуналиев, Казат Акматов, Омурбек Абдрахманов, Турсунбек Акун, Табылды Эгембердиев, руководитель «Шоро», Атамбаев Алмаз. Тогда они были помоложе. А отец с Топчубек Тургуналиевым, Жыпар Жекшеевым втроем и еще два члена, сопредседателя Демократического движения они сейчас уже не известны. Один из них ударился в религию. Второй умер. Он уехал в Америку и там умер. Я думаю, если брать годы перестройки, они, чем интересны? Конечно, люди запоминают что-то хорошее, что-то светлое. На памяти, может что-то занимательное, увлекательное. Но годы были тяжелые. Но не в том смысле, как люди рассказывают в военное или послевоенное время о невзгодах, о своих трудностях. Трудности были другого плана. Трудности были со свободой самовыражения, с обеспечением тем или иным товаром. Слово дефицит тогда было очень распространенным. Зная это слово в то время, я сейчас очень редко его употребляю, и оно мне очень сильно режет мне слух. Но люди как-то выкручивались. Я не скажу, что это все было повсеместно. Я не могу говорить за тех людей, которые по-настоящему столкнулись с трудностями, потому что я и развился, и рос в семье… У меня отец был очень высокопоставленным партийным лидером, он пошел вразрез с руководством партии. Как раз 1985 год был пиком его преследований. Но чуть-чуть раньше, 1983 год. Был бюст Турдакуна Усубалиева. Он лишил моего отца работы за антипартийные высказывания. Отец был очень известным писателем. Он тогда написал роман о том, как человеку живется тяжело при коммунизме. Общий смысл такой. В этом романе уже тогда были затронуты события 1916г. Я считаю, что это был геноцид. Как историк, я знаю, что нет сослагательного наклонения, но возвращаться к этой теме, будоражить ее… Это дата остается датой в истории. Никаких не должно быть разделений, чтобы отомстить или получить компенсацию. Потому что я не приветствую того, что Израильский народ до сих пор получает компенсации от Германии. На самом деле история есть история. Если идти по этому пути все должны будут друг другу. Что было, то было. Народная мудрость в пословицах, поговорках говорит об этом очень часто.

1985 год был пиком преследований моего отца. Он лишился работы. Турдакун Усубалиев… Тогда была главенствующая роль партии, и везде было указание не давать ему работу. Что интересно, при партийном управлении очень часто гонения были не персональные. Это мы думаем, Солженицын, Бунин, Пастернак, их преследовали персонально. При партийном управлении гонения были групповые. Всегда объединялись в сговоре. Тогда по примеру Московской власти у нас организовали гонения на известных людей и объединяли в одну группу. Что «это антипартийная группа, выступают против Усубалиева». Во главе этой группировки вначале поставили Кулматова, отца ныне известного Алмаза Кулматова, который был у нас мэром города. Наш Кенеш Кулматов был во главе группировки. Медеткан Шеримкулов, бывший спикер парламента тоже был как бы участником этой группы. Мой отец Казат Акматов был участником группы. Ну, и еще человек 20, которые были более-менее значимыми. Эти человек 20, группировка, были разогнаны, разгромлены по другим сферам деятельности. Они все были партийными, высшими чинами. Кулматов уехал в Москву, т.к. был личным другом Горбачева. Он воспользовался этим и уехал в Москву. Шеримкулов, при том статусе, к которому мы привыкли, стал ректором Физкультурного института. Представляете? Этот человек философ, этот человек большой партийный чин, возглавлял отдел агитации и пропаганды. И его так понизили, что он стал ректором Физкультурного института. Жениш Жунушалиев, если Вы знакомы с его трудами, он большой историк, академик, профессор, тоже из партийных органов стал всего лишь ученым секретарем в музее. И отец у меня как журналист стал младшим редактором на телевидении. Всех разогнали.

Естественно, неправильно говорить, что в партийном правлении только отрицательные черты. При том, что всех разогнали, была статья за тунеядство. Если человек не работал, его штрафовали. Поэтому согласно этой статье всем предоставили работу, неважно где. Это положительная сторона. Потому что если человек сейчас лишается работы, он остается абсолютно без работы и это его проблемы. В то время это была проблема правительства, государства.

1985 год запал у меня в памяти, что я учился в 9-классе. Тогда было десятилетнее образование, и я был практически на пороге окончания школы. 9-класс для меня был сложным, потому что учителя тоже были ангажированы. Тем более что 27-школа здесь внизу, она… Тогда и дворы вокруг школ, наш двор был двором ЦК-овских работников, партийных, работников Жогорку Кенеша. Рядом двор совета министров, сейчас кабинета министров. Мы все учились в одной школе. Наши учителя прекрасно знали, чьи дети учатся там. Они так же относились к своим ученикам, как другие относились к их родителям. По-разному. Это сын секретаря, а это сын всего лишь ответственного сотрудника. Это сын председателя Верховного Совета, а это сын торага или спикера парламента. Тогда были немножко другие названия. Я в первых класс пошел в 1976-году и 10 лет учился в это школе, и все учителя прекрасно знали о движениях наших родителей по карьерной лестнице, вверх или вниз. Наш класс был очень интересным, потому что в нашем классе учились и дочка премьер министра Насирдина Исанова и сын Шеримкулова Медеткана, председателя Верховного Совета (спикера парламента), а позже они поженились. Это был такой не завяз. Они поженились, когда родители были на самом пике. Это была небывалая свадьба. В то время это было как Айдар Акаев и Алия Назарбаева. До сих пор живут очень хорошо.

В классе тоже у нас много было. Сейчас многие мои одноклассники занимают очень большие посты, но груз ответственности за своих родителей очень многих погубил. Многие стали выпивать, наркотиками увлекаться. Немало моих одноклассников, однокурсников и сейчас влачат такое существование. Но для очень многих это было рывком в карьере, рывком для стартапов. Когда мы окончили школу в 86-м, это был самый пик перестройки. В 84-м началась перестройка, но до нас это докатилось волнами. Если в Москве это началось рывков, до Кыргызстана докатилось постепенно, волнами.

Какое событие в Киргизской ССР знаменовало начало перестройки?

Я думаю, что начало перестройки – это было создание Демократического движения Кыргызстана. Потому что ячейковые общества создавались. Например, Жыпар Жекшеев, сопредседатель движения, он возглавил молодежную организацию. Он тогда тоже был молодым. Он был талантливым художником, который не пробился через заслон званий народных художников, лауреатов, которые не давали пробиться молодым художникам. Чтобы пробиться молодым талантом, нужно было быть членом коммунистической партии, участвовать в партийных делах, чего конечно Жыпар Жекшеев не делал. Он возглавил молодежное движение, которое захватывало земельные участки вокруг города для строительства. Не секрет, я не побоюсь этого сказать, город Фрунзе был тогда русскоязычным и руссконаселенным. Кыргызов было очень мало и все кыргызы, которые здесь жили, они были как сегодня обслуживающий персонал или стояли во главе управления. Была резкая градация. А средний класс, более устойчивый – как правило, в истории средний класс он наиболее устойчивый, не зажиточный и не бедный, стабильность наблюдается только в среднем классе – тогда было русскоязычное население. Шовинистические и националистические взгляды тогда были очень распространены в среднем классе, в обществе. Но я этого не испытал. Я об этом могу судить из рассказов своей супруги, она из простой семьи, из рассказов своих однокурсников. С одноклассниками мы не могли этого чувствовать, потому что школа у нас была очень привилегированная и в основном состояла из кыргызов. Потому что в руководстве страны стояли кыргызы, но они были все назначаемы из Москвы. Согласовано с Москвой было. При том, что в нашем русском классе было всего 2 русских парня.

Начало перестройки в Кыргызстане началась с объединения вот таких мелких политических… может быть созданных по социальному признаку объединений застройщиков, например, которые требовали землю вокруг Бишкека. может быть первичных ячеек на заводах. Кыргызские парни, девушки, которые пришли работать на завод, но не могли стать мастером цеха или бригадиром, потому что там сидели русские. Они объединялись в такие ячейки. Омурбек Абдрахманов, ныне бизнесмен, депутат, он объединял студенческую ячейку Политического, Сельскохозяйственного и Медицинского институтов в городе. Территориально они были очень близки от Аграрного до Медицинского. Он объединил такие студенческие ячейки из студентов, которые после окончания учебы не могли остаться в городе, они отправлялись обратно к себе в село. Из таких маленьких ячеек образовалось Демократическое движение Кыргызстана в 85-86гг. Для меня это ознаменовалось как начало перестройки, потому что я лично участвовал в этом. Я не был членом какого-то политического общества, партии или объединения, я тогда был совсем молодым, школьником. Но 86-м начались первые митинги, первые забастовки, первые недовольства, и взрыв для Кыргызстана произошел в декабре 1986г., когда в соседнем Казахстане, в Алматы, тогда Алматы был столицей, назначили первым секретарем Колбина, русского. Тем более, что он был первым секретарем где-то в Ульяновске, в глубине России. Привезти и его и поставить сразу управлять Казахстаном, в котором он впервые в жизни… Это бы первый взрыв, ну, по крайней мере первый взрыв, о котором мы слышали, недовольства на национальной почве. Я думаю, что и 86-го были не озвученные взрывы. Я тогда был студентом 1-курса. Когда это произошло в декабре, сознание у кыргызов дошло до того, что мы были такими сознательными, мы садились кучками, ехали на автовокзал, садились в автобусы и пытались поехать туда, помогать нашим братьям казахам. Но нас естественно вылавливали всех на автовокзале – милиция, наши деканы, зав. кафедры – переписывали, грозили отчислением. Но невозможно было отчислить, потому что все девушки и парни, с 1 по 5-курсы были воодушевленными. 1986 год – это год создания Демократического движения Кыргызстана. Декабрьские события были толчком в создании перестройки.

Но сама перестройка, как правило, было задумано Горбачевым как постепенное внедрение демократических институтов на постсоветском пространстве, расширить на международном пространстве. Горбачев начал на постсоветском пространстве, а надо было начинать не с союзных республик, а союзных стран. Польша, Румыния, Чехословакия, Болгария – надо было начать с них, отпустить вожжи правления на международном уровне, а потом уже сама страна. А так получилось, что он начал внедрять перестроечные механизмы в своем государстве и Союз просто развалился. В какой-то стране удачно, в какой-то неудачно. Кыргызстан – мне как историку и сыну…, я видел воочию зарождение демократических сил в Кыргызстане. Это происходило у нас на кухне. Текебаев приходил, Абдрахманов приходил, Табалды Эгембердиев, Турсунбек Акун. Они приходили, на кухне обсуждали. Это происходило на моих глазах. Я могу с гордостью сказать, что я воочию свидетель зарождения демократии в Кыргызстане. Но, как правило, говорят, что революцию делают идейные, а пользуются ей рецидивные люди. У нас получилось, что те идеи, которые были заложены в раннем Демократическом движении Кыргызстана, при позднем Акаеве… По крайней мере, я не могу сказать, что первые 5 лет правления Акаева, даже первые 10 лет отрицательно сказались на Кыргызстане. Это был рывок, это был прогресс, это был шаг вперед. Но последние 5 лет дали себя знать. Было зарождение наших коррупционных серых схем всяких, это трайбализм, это местничество, которое пустило корни очень быстро, глубоко, и до сих пор никто не может их искоренить. Думаю, что это сидит не столько в системе, созданной Акаевым. Эта система не могла быть продумана. Она сидит в генах, в крови кыргызов. Потому что заразить,… но это также принесено извне. Та система проектов, грантов и кредитов в международных организациях, она и предусматривает эту коррупционную систему. Когда создается место под одного человека и объявляется, например, конкурс. Собираются все сведения со всех конкурсантов, рассматриваются, всем дают отбой и человек, под которого создается место в конкурсе или проекте, он и выигрывает. Ничто не появляется из ниоткуда. Это давно испытано, опробованы исторически сложенные пути, может это даже идет из древних времен.

Какие изменения Вы наблюдали в общественной жизни?

В общественной жизни, может это выглядит и смешно, при решении коммунистической партии, главенствующей, очень многие партийные деятели, служащие, работники, партийные деятели, которые делали идеологию партии – это был наиболее … класс, это были люди, которые очень хорошо знал структуру партии теоретически, практически и на научной основе. Но именно партийные деятели стали самыми выдающимися реформаторами и демократами. Глашатаями перестроечных реформ. Секретари обкомов, райкомов, комсомольские деятели, партийные деятели самыми первыми почувствовали дух перестройки. Я не говорю, что это касается всех поголовно. Потому что были партийные деятели, которые абсолютно не хотели меняться, абсолютно не могли войти в новую жизнь с новыми мыслями. Это как их называют такие закостенелые люди. К ним относится и Абсамат Масалиев. Он последний первый секретарь действующей коммунистической партии властный. Он абсолютно закостенелый человек. Он не смог понять идею перестройки, он не смог почувствовать дух перестройки. Он остался закостенелым, но надо дать дань уважения, он остался идейным коммунистом. А те, которые рядом с ним, были люди гибкие, образованные. Не сказать, что партийная система плоха, изначально плоха. Поучиться партийной системе, государству коммунистическому и поныне можно. Когда кадры взращиваются чуть ли не со школьных…, когда человек становится пионером, активистом, потом становится комсомольцем, активистом в комсомольских организациях, он поступает в вуз. В вузе он обогащается идейными знаниями. Потом он вступает в партию и с первичных малых должностей постепенно- постепенно растет. Тогда не было такого принципа как вот молодой парень очень умный, давайте мы его сразу поставим зам министром, министром. Такого не было, потому что все-таки знания, по большому счету ничто. Опыт – это да, важно. Постепенно знающего человека расти… . В перестроечное время те кадры, которые были взращены коммунистами не нашли свое применение. Эти люди стали самыми лучшими бизнесменами, они стали самыми лучшими управленцами в новом, демократическом государстве. Та же идейная молодежь, они стали самыми лучшими в подхватывании идей перестройки. Я думаю, что дух перестройки витал до 91-года, до полного развала Советского Союза, когда республики начали отделяться и рвать политические, экономические связи. Рвать, в отличие от прекращать, очень болезненно. Очень болезненное состояние было у Кыргызстана, когда объявили суверенитет, когда была конституция, герб, флаг, гимн, это было на ура-патриотизме и не подкреплено экономически. Тяжелые времена были, но люди года два питались духом демократии, суверенитета, пока полностью материальное не поглотило духовное богатство. Пока оно не растратилось, не исчезло, не иссякло и не сошло на нет. Материально оно всех захватило. 90-91гг. были очень тяжелыми, потому что практически было нечего кушать. Ввели талонную систему,, но это конечно было распределение оставшегося богатства продовольственного, оставшегося от Советского Союза. Нового поступления уже не было. А создавать свое, советское государство было создано таким образом, что конечный продукт создавался только в России. Например, перерабатывающая промышленность была очень хорошо развита у нас здесь, в Кыргызстане. Это и пищевая, в основном у нас была аграрная страна. Мясная, молочная, перерабатывающая. То, что мы здесь переработали, уходило в Москву или в Россию. Так же как и наш завод Ленина. Он был оборудован так, что патроны не изготавливались полностью у нас. Это было связано с тем, чтобы ни одна из республик, если захочет отделиться, не смогла выжить. У нас здесь делали башни для танков, а где-то гусеницы. Потом все это собиралось в Московском заводе. Конечный продукт получали только в Москве, в Питере, в крупных городах. Т.е. если мы говорим о промышленности, сельском хозяйстве. Точно так же было и в науке. В советское время самым сильным центром науки считалась не Москва, ни Петербург, а Новосибирск. Академический городок Новосибирска занимает шесть территорий Бишкека нынешнего. Вот такой огромный центр науки. До сих пор он считается таким. Идея «Сколково» возникла там. Кыргызстан в отличие от других республик был богат не столько аграрными … сельскохозяйственной продукцией. У нас здесь, как ни странно, научная деятельность была поставлена более-менее чем в союзных странах – в Казахстане, Узбекистане, Туркмении, Таджикистане. Искусство, культура, самобытность выражались больше может быть не в театральном, не в изобразительном искусстве, но в кино. В союзное время называли «чудо кыргызского кино». «Кыргызфильм» считался одним из таких больших…, наравне с «Мосфильмом», «Ленинфильмом», киевской кинематографией. В кино почему-то у нас был паритет. Но я могу объяснить это обывательски, что Айтматов был только у нас. Произведения Айтматова очень легко отобразить в кинематографии. Поэтому взрыв кино произошел именно на произведениях Айтматова и на подобных ему. Например, Толомуш Океев, великий наш режиссер, у него был вечный спор с Болотом Шамшиевым. Спор двух мастодонтов кинематографии не давал пробиваться новым, молодым. Например, Динара Асанова наша кыргызка, примерно ровесница Толомуш Океева и Болота Шамшиева. Но она пробивалась сама. Работая в «Кыргызфильме», она никак не могла получить нормальный фильм и уехала в Ленинград. Но талант пробьётся везде. Работая в Ленинграде, она заработала себе больше авторитета, и пробился ее талант больше чем в Кыргызстане, потому что здесь ей не давали пробиваться эти два мастодонта. Также как, например, у нас были хорошие режиссеры Мелис Абыкеев, он снял пару очень хороших фильмов, очень глубоких, но дальше не пошло. Точно также Геннадий Базаров. Только сейчас мы признаем произведения Геннадия Базарова. Потому что в свое время он не создал очень многих вещей. Болот Шамшиев друг нашей семьи, я не могу его ни в чем обвинять. Просто сама система не давала. Нужно было, чтобы кто-то из именитых выходил… Усубалиевым была сделана такая постановка вопроса, что многие таланты должны были работать только на одного человека. Эта коммунистическая идея продвижения ударников труда, великих людей в кинематографии, в науке, искусстве. Так у нас и получилось по сегодняшний день. Такие великие люди как Геннадий Базаров только-только… Скульптор Тургунбай Сыдыков – он великий, его памятниками обставлен весь город, а молодых талантов у нас нет. Просто сама система была такой.

Даже в современном, суверенном Кыргызстане первые 10 лет эта система работала, продолжала работать. Естественно, если ее не подпитывать, она изживает себя. У нас сейчас нет системы взращивания новых деятелей культуры, искусства, кинематографии, творчества. Нет этого.

Как изменилась жизнь ваших друзей и знакомых в результате перестройки?

Это очень интересный вопрос, потому что лично для меня, так получается, что и при старом государстве, партийной системе моя жизнь была бы такой же по материальному достатку, обеспечению, как и сейчас. Я, почему говорил, что кто-то из моих одноклассников поднялся, а кто-то опустился ниже уровня… Система партийного государства была выстроена таким образом, что дети партийных работников всегда должны были приходить взамен своим отцам, дедам. Наш исторический факультет в Национальном университете был единственный исторический факультет, потому что не было в других вузах. У нас вузы были узкоспециализированные. Единственный Национальный университет состоял из 15 факультетов разных, а остальные – Медицинский, там были только медики, в Аграрном только сельское хозяйство, в Политехе только инженеры. То, что у нас сейчас Бишкекский гуманитарный университет в то время был институтом русского языка и литературы. Он обучал узких специалистов русского языка и литературы. Например, Арабаева готовил только педагогов. Тоже было 15 факультетов, но он готовил только педагогов, не ученых, никого другого. У него даже название было Женский педагогический институт. Принимали только девушек. Исторический факультет был только в Национальном университете. Исторический факультет был изначально задуман как кузница партийных работников. Готовить идеологически. Мы поступили с Медетом и должны были по окончании, если бы не развалился Советский Союз, если бы не было суверенитета, мы должны были по окончании университета идти в комсомольские, партийные органы, работать на нижних ступенях инспекторами какими-то, сотрудниками и постепенно расти. Конечно не из всех. Там был большой спрос, 450 человек в одном потоке. Сейчас ни один из курсов не занимает столько студентов, как один курс исторического факультета. У нас было 7 групп русских, 8 групп кыргызских. Это было 15 групп студентов, в каждой группе по 30-40 человек. Огромная масса идеологически подготовленных людей, которые должны были потом внедрять в остальные массы идеологию коммунизма, идеологию социалистического строительства. У нас были тогда такие предметы, о которых сейчас даже не слышали, как Диалектический материализм, Исторический материализм, Научная философия была. У нас естественно была история КПСС и история Советского Союза. Видите, я сейчас даже забыл названия многих курсов, которые сейчас слышатся смешно. Нам преподавали Научный коммунизм. Но, 1986г. – это начало учебы нашей. Мы учились 2 года, и где-то в 88-году был крах коммунистических идеалов. К окончанию нашей учебы, кто-то закончил в 1994г., потому что тогда студентов брали в армию. Занимаешься на очном, но брали в армию. Идейно все студенты хотели идти в армию, потому что это было… В нас был взращен такой дух, что если парень не ходил в армию, это позор. Я сходил в армию. Медет не успел пойти, потому что с приходом Горбачева в 88-году был издан указ, что студентов, служащих в армии, неважно, сколько они там служат 1 день или любой другой срок, всех возвращать на учебу. Причем, в армию брать только по месту жительства. Тогда был создан прецедент создания национальных армий. В союзное время все призывники из Кыргызстана ехали в Дальний Восток, в Мурманск, в Германию, на Кубу служить. Советские войска были везде, по всему миру. А, например, из Москвы могли прислать сюда в Ош, Джалал-Абад. Это была специальная ротация, чтобы человек знал Советский Союз не только по книгам, атласам, по географии, но чтобы в жизни узнал, что существует такая страна. Это было положительно, и такая система должна была остаться работать в Кыргызстане. Но не на основе армии, но в армии тоже: Чуйских ребят в Ош, Ошских ребят…, но и в образовательной системе. Это должно было остаться. Создание при Акаеве местных университетов намного сузило кругозор молодежи. Человек, родившийся в Таласе и ходивший в садик в Таласе, в школу в Таласе, в университет в Таласе, женившийся на таласской девушке и оставшийся там жить, для него Талас – это весь мир. Так же как, например, в Джалал-Абаде или Иссык-Куле. В союзное время вузы были только во Фрунзе. Ребята из регионов приезжали, знакомились друг с другом, ездили друг к другу. В то время у нас была сильно развита система сельских работ. Страна была аграрная, и все ездили на сельхоз работы по регионам. Ведь сельхоз работы были не в Бишкеке же, а в Чуйской области, на Иссык-Куле, в Оше, везде… Эта система создания региональных университетов намного снизило порог образованности у студентов. Потому что нехватка литературы, нехватка материалов сказывается по сегодняшний день. Сейчас в региональных университетах преподают те, кто их же и закончил. Они преподают на том же уровне, на котором учились сами. Преподают на том же материале, который есть у них на руках. Издание каких-то исторических исследований Иссык-Кульских в Караколе, например, они касаются только Иссык-Кульского района или Иссык-Кульской области. На этой базе они изучают историю. Или, например, разработки филологической науки в Оше разрабатывают на местном материале, где язык считается, Ошский диалект, немножко отдален от исконно кыргызского. На базе разработок Ошских филологов, Ошских ученых учатся ныне все студенты и язык они познают только на этой основе. Точно так же и по географии. В Нарынском университете кто-то из ученых разрабатывает материал, пишет что-то. Горы Нарынской области такой-то высоты, содержание руды такое-то, геология вот такая-то. Студенты изучают геологию только по Нарынским... Мало того, что отделение от Советского Союза сузило наш кругозор на уровне Кыргызстана, так еще и образование региональных вузов сузило этот кругозор до регионального уровня. Например, создание Американского университета, Кыргызско-Турецкого университета, КРСУ – это шаг вперед. Но в нашей постсоветской истории идет шаг вперед и два шага назад. Это было предусмотрено Лениным. В 1917г., когда была революция, революционеры шли шаг вперед и два шага назад. Целая научная работа была посвящена этому Лениным. Отсюда и название «шаг вперед и два шага назад», «учиться, учиться и учиться» - это тоже Ленинский принцип.

Возвращаясь к Вашему вопросу, как сложилась бы моя жизнь тогда и сейчас, тогда – моя жизнь сложилась бы по отработанному принципу. Я бы окончил университет, пошел работать в райком, комсомол или компартию работать, рос бы по партийной лестнице. Был бы где-то как историк, я же не промышленник, и как историк, был бы в партийных органах. А если бы в то время закончил Политехнический, пошел бы где-то на завод. Это было отработано, и человек знал свое будущее. За редким исключением самородков, которые приехали из села, окончили здесь, они бы тоже поднялись в сельской партийной системе. За исключением тех, кто хотел бы попробовать себя в науке, творчестве. Это самородки и они показывают себя и сейчас. Наши молодые художники и режиссеры – им никто не мешает, но и не помогает. А тогда мешали, но кому нужно, помогали, другим помогали.

У многих людей в Кыргызстане вне союзной и партийной системы жизнь сложилась лучше, чем она могла бы сложиться при прежнем строе. Почему? Потому что многие, кому партийная система не давала продвигаться, сейчас продвинулись. Продвинулись совершенно в невероятных, немыслимых масштабах и даже в невероятных, немыслимых для них сферах. К примеру, мой одноклассник, сын профессора Мамакеева, пошел в Медицинский. Потому что отец профессор медицины. Хотя многие знали, что из него не может получиться медика, т.к. он такой троечник, но он пошел в медицину, потому что отец медик. Учился Медицинском, закончил Медицинский, начал работать медиком. Но когда закончилась перестройка, развал Союза, и открылись новые возможности, он стал банкиром. «Кыргызкоммерцбанк», раньше был «Казкоммерцбанком». Сейчас живет на японские средства. Он очень сильный банкир. Возглавляет банковскую систему. В нем проснулась эта система. Он мне говорит, что он никакой медик. Он и работал не практикующим медиком, там по материальному, финансовому снабжению. Его интерес был всегда такой. Мои однокурсники, которые приехали из села, не знали, что при партийной системе они обратно уедут к себе в село, будут повышаться в своих сельских райкомах, чего-то достигнут. Кто-то бы достиг, кто-то нет. Кто-то остался бы школьным учителем, максимум директором школы. Многие стали айылокмоту, государственными чиновниками. Но не партийными, а хозяйственниками. Очень многие стали аграриями, ветеринарами, Нарынские ребята скотоводами. Но исторически, все узконаправленные факультеты так и остались узконаправленными. Медики медиками, инженеры инженерами, ветеринары ветеринарами. Единственно, исторический факультет не нашел себе применения после развала Союза. Столько историков не надо. Партийная система развалилась, столько партийных работников не надо. Исторический факультет, историки остались не у дел. Наиболее приближенный к историческому факультету был юридический. Многие наши студенты перешли на юридический факультет. Из тех известных адвокатов, судей – это наши однокурсники. Например, Ташбалтаев Кубан защищал Батукаева Рысбека. Он очень известный адвокат. Он наш однокурсник, историк. Он закончил исторический, перешел на юридический и окончил юридический. Например, Абас Мамбетакунов, который защищает мегакомовских, он тоже наш однокурсник с кыргызской группы. Судьи в Нарыне, в Оше, многие наши однокурсники стали судьями. Но это от безысходности, не потому что они изначально хотели. Это от безысходности. Например, я тоже закончил юридический факультет Славянского университета. Но наш курс закончил параллельные – кто-то экономический, кто-то юридический. Сейчас можно за 2,5 года пройти переподготовку после высшего образования на новую специальность. Тогда не было такой системы. Мы учились обратно с 1-курса, заканчивали. Время учебы нашей растянулось не на 10 лет, а на 12. Потому что еще 2 года армии, 5 лет исторический факультет, 5 лет юридический факультет. Но я не жалею об этом. Это опыт, жизненная мудрость появляется. Но и исторический и юридический факультет, в них много созвучных предметов, но есть какая-то своя специфика. Жизнь у меня сложилась, так же как и сложилась бы при коммунистическом… Я такой же управленец, но духовно, морально, конечно же, сейчас лучше. Если бы мы жили при коммунизме, я бы сейчас не озвучивал те мысли, которые говорю. Это было бы привольно, аполитично. Я могу сейчас озвучивать свои мысли, называть свое имя открыто. Даже в бытовых вопросах, если я живу в какой-то квартире, я ее купил. Она моя, и никто не может ее отобрать. Я могу сейчас позволить себе машину лучше, чем на которой я ездил бы. В коммунистическое время такого бы не было. Абсолютно не было частной собственности. Кто жил в квартирах, они ее получали от государства. Если они жили в двухкомнатной и переезжали в трехкомнатную, они не могли прежнюю квартиру отдать своим детям. Они должны были сдать ее государству. Если дети хотели жить отдельно, они ставали в очередь и отделялись от родителей и получали однокомнатную. А родители должны были сдать трехкомнатную. Не было частного жилищного фонда. Частный фонд был только в частных домах. И то, например, строилась дача загородом, всем раздали участки, но это был дачный кооператив работников ЦК. Должны были построить дом не больше 36 кв. м. Если мы не рассчитали и построили не 36 кв. м., а 40, это жестко пресекалось. Не так, что давай, уменьшай, а сносился дом. Когда приезжала комиссия, что делать с 4 кв. м.? Естественно, везде есть договоренность. Комиссия, которая приезжала, сказала, сделайте что-нибудь с 4 кв. м. Нам пришлось построить камин, который занял 4 кв. м. Такие хитрости.

Но плановая система хозяйства имеет свои прелести. Человек знает, что когда-то он получит квартиру, когда-то он купит машину, купит цветной телевизор. Тогда надо было стоять в очереди за цветным телевизором. Все распределялось, все уравнивалось. Выдающийся человек и абсолютный бездарь были на одном уровне. Это была уравниловка полнейшая. Естественно, в большей массе бездарей… не секрет, что выдающийся людей меньше. Естественно, государство социальной направленности работает на широкие массы, а демократическое – на меньшие, которые имеют выдающиеся способности. Даже те 120 депутатов, которых мы ругаем, говорим, что они бестолковые, но не все же бестолковые попали в эти 120. Значит, они чем то выдающиеся. Например, они заработали больше денег и дали кому-то взятку. Может они настолько хитрые, что куда-то вторглись и добились этого. Может внешне они выглядят бездарями, колхозником, базар комом, но таких людей вся страна, а у этих получилось. А советское время была уравниловка. Ты мог не стараться. Если ты попал в поток дояркой или шахтером, попал в номенклатуру, ты мог стать депутатом парламента. Тогда парламентская система ничего не значило. Два раза в год на съезд приезжали депутаты, было 350 депутатов в Кыргызстане. Они не получали зарплату, у них не было консультантов, помощников, не было служебных машин, были просто привилегии депутатские. Бесплатно куда-то летать, бесплатно ездить. Выступать где-то на съездах. Были просто привилегии депутатские. У меня бабушка, мама отца, была депутатом. Она была представителем от опиумоводов. Для вас это сейчас совсем невообразимая вещь. В советское время были бригады опиумоводов, были даже герои социалистического труда по опиумоводству. Она была бригадиром. Но студенты, мои родители уже тогда застали такое время, когда студентов возили на сельхоз работы собирать опиум. Не было наркомании такой. Но я думаю, она, наверное, была, но не в тех масштабах как сейчас. Но даже те масштабы, какие были, не освещались в стране, потому что страна была закрытая. Все газеты были государственные. Все газеты исполняли государственные заказы. Книги печатались через жесточайшую цензуру. Картины… Книгу-то можно написать любую, и картину можно нарисовать любую, но выставить картины тоже было очень сложно. Малевич написал свой «Черный квадрат» еще в союзное время, но он стал известным после развала. Точно так же и сейчас у нас есть Алия Шагиева. Алия Шагиева не смогла бы выставить свои картины и точно так же говорить о своем отце, если бы это была плановая, коммунистическая… Тогда ее отца сняли бы с работы. У нас не было такого, что первый сын райкома партии приходит к нему на замену. Его сын не мог встать именно в этом районе, в этой области. Он должен был показать себя в другой области и постепенно расти. Я знаю только единицы кто тогда… Например, дети Турдакуна Усубалиева. Один из них был проректором университета, а второй был скульптором. Даже Турдакун Усубалиев не мог повысить своих детей, дать им народного художника, потому что тогда это резко пресекалось партийной дисциплиной. Я знаю единственный случай, когда первый секретарь Аламединского райкома и его сын был первым секретарем Первомайского райкома комсомола параллельно. Это единственный случай. Это был вопиющий случай, но как-то так получилось.

Но моя судьба сложилась бы точно так же как и сейчас. Я бы тоже был руководителем какого-нибудь подразделения, жил бы в служебной квартире, ездил бы на машине, до которой дошла моя очередь. Мебель стояла бы та, которую мне разрешили бы купить по распределению. Но в обществе социалистического распределения деньги не значили ничего. Потому что у людей деньги были, товаров не было. Некуда было их тратить. Человек был… получал 350 рублей в месяц, это была наивысшая зарплата. На отдых он мог потратить 47-50 рублей, поехать в шикарный пансионат. Но он не мог поехать в любой пансионат, а только в тот, который выделил ему профсоюз. В союзное время профсоюзное движение было очень мощным, значимым и сильным движением. Оно и сейчас есть, но уже ничего не значит. В трудовых отношениях простой работник ничем не защищен. А в то время профсоюзным движением были защищены все трудовые отношения. Ни один человек не мог быть уволен просто так без ведома профсоюза. Ни один человек не мог быть назначен куда-то без ведома профсоюза, поехать на лечение, поехать на отдых не мог ни один человек без ведома профсоюза. Как у нас сейчас три ветви власти: исполнительная, законодательная и судебная, а в то время, профсоюзы были второй ветвью власти после партийной. Очень сильное движение было. Практически все здравницы были профсоюзные. Не только на Иссык-Куле, но и в Джалал-Абаде, Арсланбобе. Все здравницы были профсоюзные. Все распределялось через профсоюз. Человек заработал свой трудовой отпуск… кстати, трудовой отпуск был тогда всего 21 день. Не как сейчас, 28 или… Ему выдавалась профсоюзная путевка не только персональная, но и членам его семьи. До 18 лет были положены профсоюзные путевки в пионерский лагерь его детям, на курортные оздоровители куда-то его супругам и простые развлекательные курорты самим. Уравниловка уравниловкой, но думаю, что большой массе людей это очень нравилось. Многие сожалеют сейчас.

Люди, которые чем-то выдающиеся, чем-то значимые, сейчас не сожалеют. Они сейчас полностью себя реализовали. Я например, не жалею, что развалился Союз, но моя супруга жалеет. Мы в одной семье, она жалеет, что было бы то время, я бы точно знала то-то, то-то, были бы гарантии, а сейчас мне надо думать, что-то придумывать. Она была человеком из средней массы, которая познала ту жизнь, когда родители просто сидели и с годами к ним все приходило. Им не надо было к чему-то стремиться, не надо было прилагать каких-то усилий. Им нужно было тупо приходить на работу утром и вечером приходить с работы. У нее перед глазами прошла вот эта жизнь. А у меня-то перед глазами прошла совсем другая жизнь. Мой отец всегда боролся, боролся против системы, что-то надо было ломать. Он человек творческий, что-то творил, его не издавали, что-то придумывал, но не мог это внедрить. И передо мной это прошло. Поэтому я как-то не жалею о тех временах, хотя я знаю точно, что и в то время, если бы старые времена остались, я жил бы как и сейчас, но уже с ущербным мышлением, с меньшими финансовыми поступлениями. Мне бы хватало этих финансовых поступлений, но мне было бы обидно, что точно такие же финансовые поступления есть у моего соседа, который ничего не значит в этом. У этого общества даже принцип был такой, «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Это значит, что каждый работает по своим способностям, и каждому распределяется по его потребностям. Потребности у человека одинаковые. В принципе, так и есть. Если ты больше заработал, ты больше и не съешь. Организм такой же, как и того, кто заработал меньше. Это принцип сильно действовал: «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Тот мой труд, где я заработал больше, распределялся на всех. Человек, который тунеядец, сидел на шее. Тогда был бригадный подряд. Весь отдел отвечал за общий итог работы. Не персонально, не так, что каждый человек отвечал только за свою работу. Отдел, бригада – это распределялось. Точно также появлялись и передовики. Тот же шахтер, герой социалистического труда, на него работала вся бригада. Был план, но героем стал он один. Так же как и мой однофамилец Таштанбек Акматов. Дважды герой социалистического труда, бригадир овцеводов, чабан. Вся чабанская бригада работала на одного человека. Он стал один героем   социалистического труда, он стал второй раз героем   социалистического труда. От каждой овцематки они получали по два ягненка. Такого не может быть в природе. Чтобы овца родила двойню, надо что-то генетическое,… а у них все овцематки рожали двойню. Такого не может быть в природе. Но в планах у них так значилось. Собирали по области всех овцематок, которые рожали двойню, и сбивали в одну, и он становился дважды героем   социалистического труда. Он стал председателем Верховного совета.

А как к этому относились те, кто с ним работал?

Им же всем платилась одинаковая зарплата. Таштанбек Акматову как бригадиру платилась такая же зарплата, как и всем. Если какой-то чабан очень хорошо ухаживал за своими овцами, чуть ли не соской выкармливал, а другой чабан не ухаживал, не выкармливал, выживет – не выживет ягненок. Их собирали одинаково, зарплату платили одинаковую, привилегии все одинаковые были. Им как-то это было все равно. Просто человек, болеющий душой за свое дело, он болел не за деньги. Была совесть, он не мог себе позволить. Человек не болеющий, он и не болел. Но чабанам давали одинаковую зарплату и одинаковые домики. Давали одинаковых коней. Продукты в равной степени давали. Точно так же все и списывалось. Мне обидно, что когда Таштанбек Акматов приехал сюда, он был наш земляк, однофамилец, стал председателем Верховного совета. Он и сам понимал, что это не его должность, он не на своем месте. Он помучался здесь. Ему повезло, что он проработал здесь всего 2-3 года. Когда развалился Советский Союз, когда Верховный совет потерял свою силу, он просто на просто уехал к себе обратно. Уехал обратно к своим овцам. Он был человек увлечённый. С начала суверенитета он уже начал выращивать своих. Но почему-то 2-3 года назад ему дали героя Кыргызстана. За что? В советское время он выращивал государственный скот, а сейчас он выращивает свой частный скот. У него большие отары овец, но это его частное. А ему дают героя Кыргызстана. Где справедливость? Значит, справедливости не существует ни в тоталитарном, ни в демократическом режиме. Такая философская и жизненная тема.

Думаю, в любом строе есть положительные и отрицательные черты. Сейчас мы наблюдаем… мы можем свободно мыслить, свободно передвигаться. Мы можем свободно распоряжаться своими финансами, у кого есть. Но есть и обратная сторона. Есть серая масса, которая не может ни заработать, ни устроиться на работу, ни купить что-то. Им не достает. Эта масса в союзное время обеспечивалась государством. Сейчас у нас государственный аппарат, государственное управление не перешло с тех рельсов на демократические или перешло половинчато. Частная собственность вроде разрешена, но расцвет частной собственности в период перестройки… человек, например, может вырабатывать свои ботинки, но выработав 100 ботинок, он их продает, он ими не пользуется, это вклад в развитие общества. Но государство сейчас начало зажимать. К примеру, если налоги составляли около 7%, сейчас доходят до 40%. Налог на прибыль, налог подоходный, пенсионный налог, налог с продаж. Например, налог на прибыль и налог с продаж – это идентичные налоги, но они взымаются по отдельности. Если я продаю, я получаю прибыль. А у меня налог на прибыль, а еще и налог с продаж. Я эту систему изучил, потому что я работал заместителем генерального директора СЭЗ Бишкек. Это было государство в государстве во время его становления. Его ставили в 1996г. В 1996-году это был прорыв в экономическом развитии, когда в свободной экономической зоне создавались частные предприятия, не облагаемые налогом и таможенными пошлинами. Они вырабатывали товары, но его единственным ограничением было создание товаров, вырабатываемых внутри страны. Он не мог вывозить на экспорт, если вывозил на экспорт, облагались полностью всеми налогами. В 96-м это создавалось, потому что тогда у нас ничего не создавалось, человек не мог купить кыргызское молоко, кыргызский сыр, кыргызскую колбасу. СЭЗ создавался, чтобы этой продукцией пользовались только внутри Кыргызстана. Самим коммерсантам сказали, мы тебя не будем облагать налогами, пошлинами. Все что ты производишь, будешь продавать только на кыргызском рынке. Это был прорыв. Естественно, очень многие стали заниматься. Тогда плановое хозяйство перестало существовать, что там 400т сыра производишь в этом году, 500т колбасы в следующем, или там 56 млн. консервов. Получилось безпланово. Человек видит, что сегодня, например, в Таласе у человека сосед выращивает фасоль, он очень много вырастил, продал и купил себе новый дом и машину. Сосед начинает также сажать, и следующий сосед. Начинается переизбыток фасоли. Потом не то, что дом купить, они не могут это продать. А в этом году говорят, я выращивал в прошлом году фасоль, ничего не продал, лучше свеклу посажу. А сосед видит это и тоже сажает свеклу. Получается переизбыток свеклы. Потом ходят, не могут сдать эту свеклу, она гниет, многие банкротятся, а некоторые берут кредит под это дело. Плановое хозяйство, чем было хорошо, приблизительно знали потребности. Наш Госплан подробно вырабатывал потребности каждого человека вплоть до спичек. И четко мы знали. Это были приблизительные цифры, но был план. А в послесоветское время, люди видят, что не хватает соли, создают предприятие, упаковывающее соль и получается переизбыток соли. Или видят, не хватает джинсов. Одно предприятие начинает завозить джинсы и без пошлин и таможни продавать, а другое шить эти джинсы. Затраты больше у того, кто шьет. Тоже несправедливо. СЭЗ изжил себя, и он начинает закрываться. Тем более с вхождением Кыргызстана в ЕваАзЭс мы все руководствуемся единым таможенным кодексом. А предприятия СЭЗ вообще не руководствуются таможенным кодексом. Я был заместителем генерального директора до недавних пор, только в прошлом год перешел в госконцерн «Учкун» юристом. Система управления производством и организациями сейчас уже в другом. Сегодня в правление приходят члены партии СДПК, а если завтра на днях состоятся выборы и придет, например Бабанов он начнет ставить своих. Выбор по партийной принадлежности сейчас – это порочная практика, так же как и выбор по партийной принадлежности в советское время. В то время была только одна партия, поэтому в коммунистическое партии состояли как подонки, негодяи, мошенники, так и кристально чистые люди. Например, здесь, на алле стоят кристально чистые люди, которые верили в идеи социализма, коммунизма. Может за исключением пары человек. Есть, например, Кулатов, которого вырвали из шахт бригадира и он 33 года сидит председателем Верховного совета. Он так и не получил ни образования, ничего. Просто он оказался… Тогда не существовало парламентской системы, оказалось легко. Ему только нужно было два раза в год созывать свой парламент, перед парламентом зачитывать указы, постановления и распоряжения и голосовать, и просто фиксировать. Эта была статистическая работа, он оказался усидчивым. И он стал выдающимся деятелем Кыргызстана. В отличие от Усубалиева, который хоть и был закостенелый коммунист, но был таким хозяйственником, так болел за страну, что сейчас можем видеть итоги его работы. До сих пор не построено ни одного такого здания в Кыргызстане такого масштаба. Тот же белый дом, все кинотеатры, «Ала-Тоо», «Россия». Но может и временные рамки имеют значение, что он 24 года сидел во власти. Но, тем не менее, Акаев у нас сидел 15 лет и не построил ничего. А за такие же 15 лет при Усубалиеве было построено очень много. И ГЭС.. и по городу мы судим, такие прекрасные здания. Даже за 25 лет сиденья трех президентов, не будем брать в расчет Отунбаеву, вообще ничего не построено. Но мы скажем, что сейчас построено на большие кредиты Саудовской Аравии, но у нас не построено ни одной школы такого масштаба. Он не построен вообще, он существовал всегда, он был домом офицеров. Россия не построила. Это не секрет, хотя может для Вас новость, условие открытия всех университетов, я работал в правительстве в социальном отделе, я курировал культуру, но в рядом сидела женщина, которая курировала образование. Условие создания трех университетов, Славянского, Американского и Турецкого было первые 5 лет вы пользуетесь нашими вещами для раскачки, а потом строите свое здание и переезжаете туда. А наше здание освобождаете. Единственный кто соблюл это условие – Американский университет. Он освободил наше здание и переехал. Турецкий университет не соблюл. Он построил, но так и остался в старом здании. Раньше это был Автопром, научно-технический институт овцеводства. А Славянский университет заехал в дом офицеров и до сих пор здесь. Даже не строит, а с каждым годом требует дате нам еще помещений, мы должны расширяться. Мы уже отдали общежитие камвольно-суконного комбината, где я учился, но они так и не освобождают. Они взяли часть завода Ленина, медицинский факультет там. А здесь сидит архитектурный факультет и не строят. Но те здания Славянского университета, они, наверное, были в худшем состоянии, если не были у Славянского университета, развалились бы. Ресторан «Нарын» был вообще шикарным рестораном. Это был огромный комплекс республиканского значения, не только городского. Туда было невозможно попасть. А сейчас его сносят. Это обидно. Например, вновь построили мечеть. У нас что пропагандируется? Я считаю, что там пропагандируются самые низкие, порочные стороны человека. Если раньше религия была под контролем государства, сейчас государство под контролем религии. Сейчас диктуют те же ажы, молдо. Диктуют, как человеку жить. А раньше партия диктовала священнослужителям чему учить, что проповедовать. Упущений очень много. Кто-то называет это не упущением, а демократическим развитием, что человек волен выбирать себе свободу вероисповедания. Даже в европейских ценностях у нас здесь умудряются преломлять традиционные верования кыргызов. Не сказать, что мы мусульмане, скорее тенгрианцы, язычники. Но умудряются преломлять эти верования европейскими ценностями. Не то, чтобы они плохие. Восточные и западные, южные и северные. У всех ценностей свои хорошие и плохие стороны. В восточных ценностях не защищали права женщин, детей, девочек отдавали замуж в раннем возрасте. Я в фейсбуке часто рублюсь с такими фанатиками. К теме это имеет отношение, потому что мы сейчас можем рубиться в фейсбуке, потому что мы живем в свободное время. Мы имеем каждый свои мысли, свое мировоззрение, свой взгляд. А раньше у всех должно было быть одно мнение. Те, у кого взгляды были другие, считались психическими больными, кто агрессивно защищал свои взгляды, их отправляли в психушку. Или они собирались тайными… и получалась какая-то группировка, их начинали громить. Поэтому человек либо терял свои взгляды полностью, может в душе они у него остались, но он их никому не говорил и он уже убеждал внутри себя, что он не прав. Это самое худшее. Когда человек имея свои взгляды, со временем притуплялся, и не воспринимал общие, народные и у него не было своих. И действительно сходил с ума. Например, Аскат Шевтаевич, академик. Это один из сподвижников моего отца. Он сподвижник свободной науки, независимой, демократической. Он философ, долго время возглавлял наш Национальный университет. Человек, который Аскар Акаева направлял в развитии науки. Акаев сам был академиком и знал, как развивать науку, но он был не сподвижником, он знал только свою науку – оптическая физика. Это будущее наше, не только страны, но и всего мира. Но он должен знать и сельское хозяйство, и экономику, и все, чтобы направлять страну. А Аскат Шевтаевич – он философ. Он знает общие принципы науки, он был хорошим учителем, хорошим советником Аскара Акаева. Он намного старше. А с приходом новых людей к власти, сказали, что он Акаевский и его задвинули. Он сейчас в Славянском читает свои лекции, но его задвинули, не пользуются его опытом только потому, что он Акаевский. Но он же был вовремя Акаева, а не просто Акаевский. Сейчас такая политика партийная, трайбализма, местнического подхода даже к кадровым вопросам, управлению страной, управлению экономикой, я думаю, это постепенно изживет себя. Хотелось бы, чтобы мы увидели это. Я, например, как у оптимистов сбываются мечты, а у пессимистов сбываются кошмары. Я больше пессимист. Думаю, что интересно получилось.